Фильмы о Баршае

«Нота»

Документальный фильм
Режиссёр Олег Дорман, продюсер Феликс Дектор
Фильм был снят в 2010 году, показан на телеканале «Культура» в апреле 2012 года

Документальный фильм Олега Дормана «Нота» был снят за два месяца до смерти музыканта. Это пронзительная исповедь легендарного дирижёра о времени и о себе, о детстве и родителях, сыновьях и внуках, об учителях и великих современниках – Давиде Ойстрахе, Святославе Рихтере, Александре Локшине, Дмитрии Шостаковиче. Но прежде всего, конечно, о музыке, которую он называл «движением души»: «Это душа выражает таким способом своё движение. Я чувствую себя счастливым лишь в тот момент, когда мне удаётся напасть на этот след и развить его дальше». Искренность и неторопливость монолога; удивительная музыка Баха, Бетховена, Малера; красивые швейцарские пейзажи – всё это создаёт образ человека нежной и трепетной души; человека, уже как бы стоящего на краю жизни и оглядывающегося на прошлое, но абсолютно спокойного и счастливого.

Рудольф Баршай родился на Кубани и, как сам признавался, детство провёл в раю: «Удивительно, какая там была зелень, какие фрукты – арбузы, дыни». С пронзительной теплотой он вспоминает свою маму: «Она была красавица, говорили, что Мария – самая красивая казачка на Кубани. Она могла свести с ума кого угодно. Вот и отца моего свела с ума. Они поженились. Но потом начались сталинские репрессии, и те, у кого был собственный дом, вполне могли быть расстреляны, либо прямой дорогой попасть в ГУЛАГ. И нам пришлось бежать. Я отчётливо помню себя четырёхлетним мальчиком, на рассвете, часа в четыре утра, сидящим на телеге в бабушкином платке, на груде узлов и чемоданов... В общем, детство у меня было живописное…».

Игре на скрипке и альте Баршай научился в музыкальной школе при Ленинградской консерватории, а совершенствовал своё мастерство – в Московской консерватории по классу альта. А уже в 1955 году музыкант создал Московский камерный оркестр, ставший гордостью Советского Союза.

В середине 70-х годов Рудольф Баршай эмигрировал в Израиль, где возглавил Израильский камерный оркестр. Работал в Лондоне, Мюнхене, был главным дирижёром Борнмутского симфонического оркестра, возглавлял Канадский симфонический оркестр. В 80-е обосновался в Швейцарии. «Мне было очень тяжело уезжать, потому что я оставлял друзей, многие из которых считали, что мы больше никогда не увидимся, но я был уверен в обратном, – вспоминал Баршай. – Боюсь, что если бы я остался в России, у меня бы не было ничего, пустая была бы жизнь».

Делом всей жизни музыкант считал завершение своей версии неоконченной Десятой симфонии Густава Малера и переложение для оркестра «Искусства фуги» Иоганна Себастьяна Баха, на которые ушло полвека: «Если я сделал что-либо ценное, существенное, важное, в чём я смогу перед Богом ответить, то это - два этих сочинения. Во время работы над ними, я ими жил, они стали смыслом моей жизни, всё остальное было прикладное». Баршай объяснял, почему он взялся именно за эти произведения: «Это было в 50-е годы. Однажды я с группой моих приятелей стоял во дворе Московской консерватории, около памятника Чайковскому. Дверь открылась, вышла легендарная русская пианистка Мария Юдина, оглядела всех внимательно и быстро направилась к нам. Подошла ко мне и говорит: "Рудик! Вы знаете, что вы должны сделать? Это ваша обязанность, ваш долг, ваша миссия – инструментовать «Искусство фуги»"! Повернулась и ушла. На меня это очень подействовало, потому что она была как пророк, что-то в ней было сверхъестественное… А мысль сделать собственную версию окончания малеровского шедевра подал мне Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Когда я принёс ему завершение последней фуги из "Искусства фуги", он мне сказал: "Есть ещё одно сочинение, которое ждёт, чтобы его завершили. Десятая Малера"… Я считаю, что Шостакович был великий гений, которого на родине не оценили. Я уверен, что в будущем историки в каких-нибудь словарях исторических будут писать: "Сталин – крупный политический деятель эпохи Шостаковича"».

Баршая никогда не интересовали благополучие и слава. Он мог отказаться от огромных гонораров, если его что-то не устраивало в программе. Был честен во всём, что делал; всегда говорил, что думал, и всецело и безгранично был предан музыке. Когда у него спрашивали, какое у него хобби, он отвечал: «Хобби у меня – музыка». А ещё он утверждал, что невозможно научиться искусству дирижёра: «Нужно дирижировать так, чтобы каждый из музыкантов думал, что ты дирижируешь именно для него. Объяснить это невозможно, кто это чувствует, тот врождённый дирижёр».